adekvat.usВозможно

Написано для naviny.by

Моя первая статья на музыкальную тему вышла ровно десять лет назад: фанатский текст про группу Electric Light Orchestra. С тех пор я несколько раз пыталась заниматься серьезными вещами: редактировать джазовый журнал, делать программы на государственных и вражеских радиоточках, писать диссертацию и издавать страшные рассказы в книжках про смерть. Нигде у меня ничего не получилось – я осталась музыкальным журналистом, работаю за еду и танцую про архитектуру. Всякий раз, когда я пыталась бросить музыкальную журналистику, мне приходили в голову чистые, как родник, субъективные мотивации. Этих заметок набралось столько, что их можно упорядочить.

Итак, почему заниматься музыкальной журналистикой в Беларуси – самая неблагодарная и дурацкая вещь в мире?

1. Белорусский музыкальный контекст ужасающе локален. Это и так всем известно (я не трогаю динозавров и мастодонтов, а также Олега «Джаггера» Минакова, который и указал мне путь в волшебный и непредсказуемый музыкальный мир!), но работать с таким материалом — невозможно, если ты хотя бы минимально эрудирован. Меня обвиняют в сравнениях – но не сравнивать нельзя! Глобальный контекст пожирает локальный. Про альбом какой-нибудь белорусской группы можно написать пять абзацев аргументированного саунд-анализа, а можно написать в трех словах: «Убогая калька с Radiohead» (хорошо, подставьте другой коллектив). Писать о белорусских группах как о самодостаточных объединениях — тяжело. Сравнивать — нечестно. К сожалению, лишь нескольких местных артистов можно рассматривать в контексте общеевропейского музыкального искусства (я не буду их называть – те, кто в курсе, и так в курсе).

2. Белорусские музыканты часто терпеть не могут белорусских музыкальных журналистов. Причём поименно – благо, их не больше десятка. В России проще — там музыканты объединяются против журналистских конгломератов (например, Чача из группы «Наив» со своим панковским войском пошёл против целого журнала NME Russia!). Здесь всё на виду – любой может подойти и всё высказать. Кого-то это веселит, но я чудовищно впечатлительна. Меня до сих пор травмирует, что лидер группы, к которой я отношусь с трепетом, ненавидит меня всем сердцем! Да, это мнительность — белорусские музыкальные журналисты быстро превращаются в параноиков. Однажды мне позвонила поющая мадам из не самого плохого музыкального коллектива и начала на меня орать, и орала целый час: в ответ на положительный концертный репортаж. «Почему вы написали, что у меня широкие плечи? Почему вы написали, что у меня низкий голос? Это всё ложь! Вы еще хуже Лукашенко!» (в момент скандала я как раз находилась в каком-то зверском оцеплении, это был март-2006, посему от этого оскорбления я чуть не разрыдалась). Ладно, ложь. Спорим, половина читателей угадала имя звонящей? Еще однажды меня пообещали уничтожить игроки на волынках, прочитав репортаж с «Дударскага Фэсту». В тексте и правда была чудовищная ошибка, но уничтожить меня хотели не за нее, а за то, что я назвала волыночников «ряжеными» и сравнила их с ку-клукс-клановцами. Можете меня расстрелять, но они действительно одеваются в дурацкие костюмы и становятся похожими на ку-клукс-клановцев! Но нет, музыкальным журналистам запрещено иметь воображение, а критика должна быть аргументированной. Это говорят в ответ на любую критику, даже аргументированную.

3. Музыкальным журналистам запрещено иметь не только воображение, но и всё остальное. Как-то я пришла устраиваться на серьёзную работу в офис, хотела стать копирайтером и заработать миллион. «А вы еще хоть что-то в жизни умеете, кроме как писать о музыке?» — спросили меня на собеседовании. Почему-то меня это оскорбило — я почувствовала, что вместо ног, рук и языка у меня отрастают гибкие пластмассовые протезы. Я не стала копирайтером, зато послезавтра я еду в Москву на концерт dEUS, а недавно я видела живого Роберта Смита!

4. Ненависть музыкантов – это еще ладно. Любовь — гораздо страшнее. Эта прекрасная лицемерная любовь (журналист полезен! с ним надо дружить — и он о тебе напишет!) травмирует почище искренних, по большому счету, ругательных звонков. Ты сидишь у них на кухне, пьешь с ними вино, а они рассказывают тебе о своих творческих планах, «ты реально офигеешь», я реально офигеваю, а потом как-то со временем выясняется, что ты им не друг, а полезный знакомый журналист. Поэтому я стараюсь ничего не писать о творчестве музыкантов, которых искренне считаю друзьями (таковых всего три человека – с музыкантами дружить тяжело). Иногда только, после концерта, могу шепнуть что-то на ухо. Они не обижаются, потому что — друзья.

5. В белорусской рок-музыке отсутствуют культовые персонажи и нет ни одного значительного рок-мертвеца вроде Цоя или Моррисона. Нет-нет, подождите, это не культовый персонаж! И это — тоже. Смотрите шире — нужно, чтобы наркотики, скандалы, чтобы сознание на сцене теряли, чтобы как Курт Кобейн или Игги Поп! Нету у нас таких. Даже музыкальные журналисты есть такие (например, Витовт Мартыненко – натуральный Курт Кобейн белорусской музжурналистики), а музыкантов нет.

6. В Беларуси не очень свежая музыка, это правда. И не очень свежие стереотипы касательно музыкальных журналистов. Не нравится статья — «Продажные журналисты, всё ясно». Увы, здесь некому продаваться, а работать музыкальным журналистом можно только из любви к искусству. Поэтому с годами рискуешь превратиться в сумасшедшего маргинала. Самые умные понимают это раньше — большинство моих коллег по «Музыкальной газете» сейчас занимаются музыкальным менеджментом и работают редакторами специализированных изданий про еду и стройматериалы. Остался один неизменный Олег Климов. Я искренне им восхищаюсь, но боюсь, что лично у меня к его возрасту будет намного меньше душевной стойкости и адекватности.

7. Еще один несвежий стереотип: музыкальный журналист — это несостоявшийся музыкант. Он завидует музыкантам и поэтому пишет о них фигню. Действительно, я в юности хотела стать музыкантом, у нас это семейное. На седьмой год занятий музыкой меня отговорили поступать в музыкальное училище — довеском к абсолютному слуху была катастрофическая дубовость пальцев, я даже гамму не могла нормально сыграть, в этом было что-то чудовищно физиологическое, нечестный, дурацкий дефект. Я честно пыталась играть в какой-то гаражной группе (они репетировали в гараже), как-то выступила на вечеринке для ветеранов с программой «И в мире сказок тоже люби песни Пола Маккартни», а однажды даже заработала немного денег музыкой (о Боже! Ныне рок-звезда Свет Ходонович играл в переходе на Площади Победы песни «Битлз», а я подыгрывала ему на африканском барабане! Пожалуйста, убейте меня!). Когда меня совсем задолбала музыкальная журналистика, я решила пойти преподавать ее на журфак, чтобы отговорить возможных последователей. Декан спросил меня: «А разве вы закончили консерваторию?». Я не закончила консерваторию. У меня не было никаких шансов. Но у меня по-прежнему абсолютный слух, поэтому я не могу слушать большинство музыкантов, играющих на волынке. И я им не завидую — по этой же причине.

8. Невозможность профессионального роста. Ради кого, собственно? Всё меньше появляется новых групп, каждый шаг которых хочется фиксировать. Особенно, когда ты видел что-то получше. Да, «Серебряная свадьба» хороши, но «Тигровые Лилии» чуть получше. Да, «Джей Морс» играют качественно, но я в детстве была битломаном, у меня высокие требования к мелодике. «Крамбамбуля» - молодцы, но по части стёба я предпочитаю «НОМ». В 1999-м настоящим шоком было появление «Без Билета» — я люблю их до сих пор, пускай в них осталось не так уж и много того, что так притягивало в них в то время. В 2002-м ещё больший шок был от группы Rosary. От Rosary не осталось ни одной записи — теперь часть группы играет в beZ bileta, часть — в Port Mone (еще один коллектив, которым можно гордиться), а вокалист, говорят, сидит в тюрьме за торговлю амфетаминами или чем-то еще — согласно слухам, «копил себе деньги на новый качественный инструмент». Слухи слухами, но их песни я помню до сих пор и с почти слезоточивым восторгом узнаю их в альбомах американской группы Blonde Redhead, которые вышли уже после распада Rosary. В эти совпадения я верю. В них приятно верить. Увы, всё, чем может всерьез заниматься белорусский музыкальный журналист — это коллекционировать совпадения.

9. И самая главная причина – даже этот текст многие воспримут всерьёз.